все крутится между двух слов, между двух действий, которых очень надо, без которых сойти с ума. мама, мама, ты ошибаешься, меня уже не спасти, мне уже не поможет семейно-чайное и эти ваши гости в красивых квартирах с изучающими глазами тоже уже не мое. мне надо тело, тело, мне надо руки и губы, я замучался уже это писать, вам надоелось это читать, проматывайте, не обижусь, просто надо куда-то же мне. завтра английский, я ничего не знаю, я никуда не летаю, и если бы все было нормально, мы убежали на неделю в париж. нет, я правда, правда, я туда уеду, с полупустой сумкой и абсолютно не зная языка. в наше время уже не срываются с теплых насиженных пластмассовых мест. правда? я всегда возвращаюсь, зарекаюсь говорить "никогда" и думаю, что первый признак старения - это когда ты начинаешь перечитывать любимые и нелюбимые книги. я ничего не боюсь, кроме темноты и испорченной пищи, я буржуй и шопоголик, но мама, мама, это все не спасает от.. да, мама, привет, это я, я в твоем ухе, слышишь? у меня все хорошо/замечательно/восхитительно, слышишь? встретимся вечером, мама. я не разговариваю с короткими гудками после разговора, я не звоню по номерам, где мне отвечают нужные, до потери сознания нужные голоса, чтобы ответить им "я не туда попал". мама, мама, ты же знаешь, это все не спасает от нелюбви, подари мне без повода теплый шарф, подари, мама.
все крутится между двух слов "обними" и "поцелуй". между дрожью нервных окончаний от окликов на улице и по проводам. между отсутствием и желанием, в общем-то.
я поцелую вас, а вы и не заметите, будете сидеть на моей кухне, пить чай из вон той большой чашки и уплетать за обе щеки оладьи в перемешку с моим молчанием. вам тепло и уютно, мне холодно и приятно, мне всегда холодно, я привыкла, и вы не обращайте внимания. хотя, что я говорю, вы не проситесь греть мне ладони/сердце/уши, вы смеетесь моим шуткам, а я вам рассказываю: я сегодня увидела много людей, которых смогла бы полюбить. мне все равно до их лиц - нервное ли девушкино, самовлюбелнное ли мужское. мне все равно до их губ, мне все равно до их голосов, мне все равно до их тел, грудей и рук, до их шелковых, бархатных, кругло-квадратных сердец. мне бы только разрешили всем этим дышать. вы меня понимаете? вы меня понимаете, усиленно киваете и просите во-он тех конфет. я уже забываю, о чем говорила, мне уже не до того, вы жуете и улыбаетесь, а я называю вас как-нибудь особенно и показываю ворон из окна.
приходите ко мне на чай с оладьями, я расскажу вам про свои дела и уж как-нибудь объясню ваше присутствие своим родителям. вы приходите. м?
если бы мне дали краски, я бы раскрасила стены нашего дома. цветы, цветы, и мне плевать на городские власти, мне плевать на вас, вас и вас, а на вас мне и плевать не хочется - вы оплеваны с ног до ушей. вы не видите, я танцую, семеню обутыми ногами по опавшим листьям и всполохнутым голубям. я подпеваю heavy metal из окон, я знаю этого длинноногого и в очках, мы с ним за одной ссорой, за общей неприязнью неполных пару лет. и вас я знаю, не вертите носом, вы мне в трубку молчите часто, когда я случайно ошибаюсь и попадаю к вам. и пока меня колотит банальный озноб, напоите меня чаем вы, молодой человек, который любит курить со мной, который здоровается и первым себя обнаруживает как-то из-за плеча. вы напоите, напоите, вы меня еще очень плохо знаете, я умею дарить и давать, я умею просто так и за что-то, я умею, да посмотрите же мне в глаза, умею! я, правда, не умею с абзацами и коротенько, не умею нарочно и безответно, я очень несовершенна, я бы не выжила в будущем. я перевожу завтра в сегодня без конвертации условных единиц, без процентов и без градусов Цельсия. завтра достану Бунина и буду его в метро. он мне напоминает Мопассана, а вы мне напоминаете муравья. и почему у вас руки так мелко дрожат - вы же не читаете того, что я пишу вам на смятых потом салфетках, на снятом слое асфальта, на вымытых весною окон. я слишком для вас откровенна/открыта? вы слишком хорошо меня знаете? вы слишком меня любите, или, нет-нет, оговорилась, я незаменима для вас? вы ошиблись в расчетах, я не спереди и не сзади, я со стороны и не в ваших рядах. я мимо баррикад, возведенных вашими дедушками [вспомнилось, моя бабушка до 17 лет не знала, что такое бюстгальтер, а моя прабабка видела Голицыну, которая в революцию продавала редиску]. я равнодушна к вашим речам, купите у меня слона - это все из одной оперы, оперы сплошь из фальшивых нот.
ах, выдохните, успокойтесь, я к тому, что мне надо починить патефон и купить краски. пойдемте, наш чай уже готов.
давайте хлопать в ладоши, чтобы в пустой квартире эхом разносился наш смех, ваш смех через красные губы и белки глаз. у вас зрачки очень черные. на кухне, видите, здесь, рядом с вашим локтем граненый стакан? у меня нет второго, поэтому мартини пьется из чашки. чего вы пришли сегодня ко мне, я не звала и не просила, а вы тут сели, сдвинули скатерть, на ней были тексты, вы смазали половину строк. и отчего вы сегодня такая красивая, у вас щеки пахнут спиртом. я пишу, видите, пишу, не мешайте, пейте, если хотите, и положите же наконец свою розу, она колет мне глаза и мешает думать. и все-таки, пока есть время, давайте хлопать в ладоши, выкрикивать любимые имена и смеяться. у вас голос низкий. вы из соседней двери? вы из соседнего окна? вы из соседних глаз? у вас пальцы длинные. вы мне нравитесь. хлопайте, хлопайте. вы все молчите, я не умею читать по движению мыслей, может, принесет мне карандаш - мой сломался, не дожив до утра. и не смотрите мне через плечо, вы ничего не увидите, вот поверьте.
если вы еще немного со мной побудете, я, может, вспомню, как писать так, чтобы выворачивать наизнанку сердца.