а то и до седины недалеко.
среда, 24 сентября 2008
корнет
надо перестать корить себя за ошибки и не за ошибки тоже.
а то и до седины недалеко.
а то и до седины недалеко.
воскресенье, 07 сентября 2008
корнет
сегодня у моего города день рождения.
я открываю окно на свой шумный проспект и смотрю налево "в сторону центра". ночью машины ездят шумно и как-то очень индивидуально, у каждого какое-то свое дело: кто-то спешит в аэропорт, кто-то с поздних переговоров домой, кто-то просто катается, а кому-то совсем все равно, что сутра будут марши и музыка, что у меня оборвется мобильная связь от радостных криков и просьб погулять, и просто от того, что весь мой город вдруг встанет на голову, схватится за живот и будет болтать ногами.
завтра у моего города день рождения и он хорохорится, он любит свой возраст в восемь с лишним столетий. он верит, что города, они не как люди, что они живут вечно. рим тоже так думал, а потом все-таки пал. и константинопль пал и на его месте уже старый, но не вечный стамбул.
города не вечны, они стареют, они заростают песком и асфальтом, они умирают и рождаются миллионы раз в наших сердцах, они меняют лица и вены, они не существуют вне времени, как бы им этого не хотелось.
города - это тоже люди. и мой город - тоже человек, человеческая душа - тонкая и пронзительная, немножко нахальная, немножко потерянная, немножко...
что я мельчу?! в моем городе все и сразу, и много, да так, что приезжий юноша, которого его дядя сегодня возил в метро, не мог наглядеться, не мог впитать, не мог оставить в себе насовсем и полностью весь мой расчудесный город.
ах-ах-ах, сколько же, сколько было увидено и не увидено тобой? сколько в тебе теперь неестественного и сколько настоящего? сколько бульваров и пустырей? сколько историй и сказок? сколько памятных досок и домов, которых уже нет? сколько в тебе того, о чем пишут книги и все никак не могут дописать до конца?
сколько дорог и тупиков? сколько окон? сколько глаз, ушей, мыслей? сколько неба, отраженного в стеклах? сколько машин, спешащих по утрам и вечерам в одну и ту же сторону? сколько в тебе любви и ненависти к нам и от нас?
сколько в тебе музыки и сколько стихов? сколько концертных залов и бродячих артистов? сколько нищих и богачей?
сколько тебе вопросов еще можно задать, на половину из которых ты и сам не знаешь ответа, а, мой город бульваров и невидимых крыш?
ты празднуй, празднуй свой день рождения.
я тебя с ним поздравляю, целую в асфальтную щеку, машу рукой и желаю тебе всего.
с днем рождения, моя москва.
я открываю окно на свой шумный проспект и смотрю налево "в сторону центра". ночью машины ездят шумно и как-то очень индивидуально, у каждого какое-то свое дело: кто-то спешит в аэропорт, кто-то с поздних переговоров домой, кто-то просто катается, а кому-то совсем все равно, что сутра будут марши и музыка, что у меня оборвется мобильная связь от радостных криков и просьб погулять, и просто от того, что весь мой город вдруг встанет на голову, схватится за живот и будет болтать ногами.
завтра у моего города день рождения и он хорохорится, он любит свой возраст в восемь с лишним столетий. он верит, что города, они не как люди, что они живут вечно. рим тоже так думал, а потом все-таки пал. и константинопль пал и на его месте уже старый, но не вечный стамбул.
города не вечны, они стареют, они заростают песком и асфальтом, они умирают и рождаются миллионы раз в наших сердцах, они меняют лица и вены, они не существуют вне времени, как бы им этого не хотелось.
города - это тоже люди. и мой город - тоже человек, человеческая душа - тонкая и пронзительная, немножко нахальная, немножко потерянная, немножко...
что я мельчу?! в моем городе все и сразу, и много, да так, что приезжий юноша, которого его дядя сегодня возил в метро, не мог наглядеться, не мог впитать, не мог оставить в себе насовсем и полностью весь мой расчудесный город.
ах-ах-ах, сколько же, сколько было увидено и не увидено тобой? сколько в тебе теперь неестественного и сколько настоящего? сколько бульваров и пустырей? сколько историй и сказок? сколько памятных досок и домов, которых уже нет? сколько в тебе того, о чем пишут книги и все никак не могут дописать до конца?
сколько дорог и тупиков? сколько окон? сколько глаз, ушей, мыслей? сколько неба, отраженного в стеклах? сколько машин, спешащих по утрам и вечерам в одну и ту же сторону? сколько в тебе любви и ненависти к нам и от нас?
сколько в тебе музыки и сколько стихов? сколько концертных залов и бродячих артистов? сколько нищих и богачей?
сколько тебе вопросов еще можно задать, на половину из которых ты и сам не знаешь ответа, а, мой город бульваров и невидимых крыш?
ты празднуй, празднуй свой день рождения.
я тебя с ним поздравляю, целую в асфальтную щеку, машу рукой и желаю тебе всего.
с днем рождения, моя москва.
понедельник, 11 августа 2008
корнет
я как всегда заскакиваю через порог и улыбаюсь во всю ширину души. взбалмошность и курьезность я ношу в рюзаке и выплескиваю на фотогравии в строго ненормированном порядке. я показываю язык всем сторонам света и бегаю по мередиану вверх и вниз - и гринввич тут совсем не причем.
и столько передумано и пересмыслено за последние часыднинедели, что как обычно не хватило минут, чтобы сказать все вовремя. и как обычно, когда нашлось время - не осталось слов. слов, чуств, сил, мыслей - все вдруг вывалилось из дурной-дурацкой моей головы, вывалилось во тьму египетскую под письменным столом и в прочитанную за ночь книгу.
ну как тут высказать, когда оно распирает, когда оно дерагется внутри головы, внутри сердца и даже где-то в желудке. и ну совсем не как у кундеры - невыразмая легкость бытия с небольшим известковым осадком под горлом от последнего асечного. но это все лирика - реальность где-то спряталась и надо бы ее отковырнуть и порассматривать.
а реальность, братцы, такова, что я ленив и ненасытен, что жаден до книг и безразличен толком до быта. что скоро-скоро сорвусь с места и понесусь по заданному вектору в трехмерном пространстве. или не в трехмерном. потому что в три измерения наши горести и радости никак не укладываются.
вы заметили, что я опять много говорю?
закругляться надо, закругляться, закольцовываться и молчать.
и я опять пропаду из вашего поля зрения (тоже скольки-то мерного) и явлюсь как придется, как получится, как смогу.
главное, чтобы ноги не подвели, чтобы душенка не измельчала вконец, чтобы смеялось по-прежнему вольно!
и все-таки что-то я не рассказала, и как на зло (и под него тоже!) я не помню, что.
а пока я раскину руки *** , оттолкнусь и привезу вам кусочек солнца - а, может быть, целый кусок.
и вы будете радоваться, и чай мы будем пить, и фотографии смотреть. и я буду как-нибудь сторомодна, что вы даже не поверите, что это я.
и будет песочное печенье, и наш-ваш кусок солнца будет светить из абажура, и хохотать будем - вы же ведь любите хохать?
p.s.: то важное, что я хотела вам сказать - это что мы все говорим что-то, пишем, пересоливаем, переперчиваем язык толи чувствами, толи временем, толи просто тем, что растем, тяжелеем, и они, слова, тоже тяжелеют вместе с нами, у них тоже появляются морщинки, становятся узкими губы и седеют волосы. а еще я хотела сказать, что мужчины старют иначе, чем женщины. и что я все время открываю какие-то давно открытые истины и играю с ними в робинзона.
и все это так длинно и дурно, что я ни за что не поверю, что вы все это стали читать, ведь правда? .)
и столько передумано и пересмыслено за последние часыднинедели, что как обычно не хватило минут, чтобы сказать все вовремя. и как обычно, когда нашлось время - не осталось слов. слов, чуств, сил, мыслей - все вдруг вывалилось из дурной-дурацкой моей головы, вывалилось во тьму египетскую под письменным столом и в прочитанную за ночь книгу.
ну как тут высказать, когда оно распирает, когда оно дерагется внутри головы, внутри сердца и даже где-то в желудке. и ну совсем не как у кундеры - невыразмая легкость бытия с небольшим известковым осадком под горлом от последнего асечного. но это все лирика - реальность где-то спряталась и надо бы ее отковырнуть и порассматривать.
а реальность, братцы, такова, что я ленив и ненасытен, что жаден до книг и безразличен толком до быта. что скоро-скоро сорвусь с места и понесусь по заданному вектору в трехмерном пространстве. или не в трехмерном. потому что в три измерения наши горести и радости никак не укладываются.
вы заметили, что я опять много говорю?
закругляться надо, закругляться, закольцовываться и молчать.
и я опять пропаду из вашего поля зрения (тоже скольки-то мерного) и явлюсь как придется, как получится, как смогу.
главное, чтобы ноги не подвели, чтобы душенка не измельчала вконец, чтобы смеялось по-прежнему вольно!
и все-таки что-то я не рассказала, и как на зло (и под него тоже!) я не помню, что.
а пока я раскину руки *** , оттолкнусь и привезу вам кусочек солнца - а, может быть, целый кусок.
и вы будете радоваться, и чай мы будем пить, и фотографии смотреть. и я буду как-нибудь сторомодна, что вы даже не поверите, что это я.
и будет песочное печенье, и наш-ваш кусок солнца будет светить из абажура, и хохотать будем - вы же ведь любите хохать?
p.s.: то важное, что я хотела вам сказать - это что мы все говорим что-то, пишем, пересоливаем, переперчиваем язык толи чувствами, толи временем, толи просто тем, что растем, тяжелеем, и они, слова, тоже тяжелеют вместе с нами, у них тоже появляются морщинки, становятся узкими губы и седеют волосы. а еще я хотела сказать, что мужчины старют иначе, чем женщины. и что я все время открываю какие-то давно открытые истины и играю с ними в робинзона.
и все это так длинно и дурно, что я ни за что не поверю, что вы все это стали читать, ведь правда? .)
четверг, 24 июля 2008
корнет
я бегу из москвы.
я бегу из москвы, у меня расползание личности, у меня одновременно все хорошо и что-то плохо, а во всем виновата москва.
я пробежала по четырем маршрутам из угла в угол по московским меридианам, увидела и узнала много хороших вещей, влюбилась по соторому разу в столицу со всех сторон и даже чуть-чуть из-под неба.
но тут - жара, тут - душно, тут выходишь из магазина и чувствуешь как плавятся кости, тут слишком шумно и я отсюда бегу.
тут люди краснеют, потеют, глупеют, устают, тут мне залезли под юбку на эскалаторе, тут я трачу состояние на транспорт, тут каждый день убивает во мне что-то, без чего и жить-то нельзя.
тут даже мамин-сибиряк читается медленно и с неохотой, тут устинова проще и понятнее, и потому я собирают остатки войск и терпения и даю стрекача.
мое вам с кисточкой.
я бегу из москвы, у меня расползание личности, у меня одновременно все хорошо и что-то плохо, а во всем виновата москва.
я пробежала по четырем маршрутам из угла в угол по московским меридианам, увидела и узнала много хороших вещей, влюбилась по соторому разу в столицу со всех сторон и даже чуть-чуть из-под неба.
но тут - жара, тут - душно, тут выходишь из магазина и чувствуешь как плавятся кости, тут слишком шумно и я отсюда бегу.
тут люди краснеют, потеют, глупеют, устают, тут мне залезли под юбку на эскалаторе, тут я трачу состояние на транспорт, тут каждый день убивает во мне что-то, без чего и жить-то нельзя.
тут даже мамин-сибиряк читается медленно и с неохотой, тут устинова проще и понятнее, и потому я собирают остатки войск и терпения и даю стрекача.
мое вам с кисточкой.
пятница, 04 июля 2008
корнет
"наверное, на меня повлияло то, что моя первая любовь была сисадмином. теперь мне сплошь и к ряду нравятся бородатые неопрятные мужики (почему-то еще и с неправильным прикусом), у которых абсолютно отсутствует чувство прекрасного."
"слуховые галлюцинации в виде звука смскизатрахали надоели."
там много чего крутится в моей голове, ах, черт, высказать-выплакать-выкричать некогда, убегаю.
вернусь в понедельник. можете ждать, можете недоумевать, я идиот, онегинъ, фаечка и кто-то еще.
ах да, и еще. "сойти с ума сейчас бы было вовсе не досадно".
бах и шуберт удалены с плеера, разбавляю чернодневье сплинами и аребниной.
и что самое главное: внутри нет противной черной дыры, которая ела меня последние полгода.
я чувствую себя счастливым человеком.
просто так все случилось. невовремя.
"слуховые галлюцинации в виде звука смски
там много чего крутится в моей голове, ах, черт, высказать-выплакать-выкричать некогда, убегаю.
вернусь в понедельник. можете ждать, можете недоумевать, я идиот, онегинъ, фаечка и кто-то еще.
ах да, и еще. "сойти с ума сейчас бы было вовсе не досадно".
бах и шуберт удалены с плеера, разбавляю чернодневье сплинами и аребниной.
и что самое главное: внутри нет противной черной дыры, которая ела меня последние полгода.
я чувствую себя счастливым человеком.
просто так все случилось. невовремя.
четверг, 03 июля 2008
корнет
недоуменно смотрю на себя в зеркало:
- ну что, детка, наше сердце разбито, от этого так больно, да?
истекаю кровью от тысячи стеклянных осколков внутри и учу английский.
- ну что, детка, наше сердце разбито, от этого так больно, да?
истекаю кровью от тысячи стеклянных осколков внутри и учу английский.
среда, 02 июля 2008
корнет
я была сегодня с человеком, у которого ко мне жалость и что-то дружеское.
я была сегодня со своим полубогом.
на моей могиле пусть будут белые колокольчики. спасибо.
я была сегодня со своим полубогом.
на моей могиле пусть будут белые колокольчики. спасибо.
понедельник, 30 июня 2008
корнет
и мне предательски не спится, пока июля нет в календаре.
куда мне деться, чем томиться, пока он мечется во тьме?
пока он ищет все дороги, которые ведут в москву?
а все заставы-недотроги его смущают - не пойму.
и без него - ни-ни в глазах. пустыня. море. тихо.
подушкам жарко от меня, уверены, что я трусиха.
а мне - мне душно от того, что он сейчас наступит с краю,
сминаю, сминаю простынь - взгляд в окно. нет, не светает.
июль. почти что тезка маме, почти что цезарь, гай.
ведь мы не часто замечаем: июль... февраль...
куда мне деться, чем томиться, пока он мечется во тьме?
пока он ищет все дороги, которые ведут в москву?
а все заставы-недотроги его смущают - не пойму.
и без него - ни-ни в глазах. пустыня. море. тихо.
подушкам жарко от меня, уверены, что я трусиха.
а мне - мне душно от того, что он сейчас наступит с краю,
сминаю, сминаю простынь - взгляд в окно. нет, не светает.
июль. почти что тезка маме, почти что цезарь, гай.
ведь мы не часто замечаем: июль... февраль...
корнет
сегодняшнее утро похоже на вечер, капли крупно по стеклу. полусонно.
совсем-совсем сумерки, и чувствую себя пыльным ковриком с подмосковной дачи. это все ерунда,
это все очень медленно. и, будто мухи, ползут озабоченно минуты, у них в голове крошки с обеденного стола.
я их смахиваю рукой, я взмахиваю рукой и что-то рассыпается у соседей. от невыспатости на меня обижаются глаза.
а вы знаете, все люди делятся на тех, кто любит чай и кто любит кофе, не считая тех, кто безразличен к нашей с вами болтовне.
так вот сколько не пои меня вашим "черным и дьявольским", мне все равно очень хочется чаю, с лимоном, цвета пьяного и горького янтаря.
я люблю пить его из прозрачных кружек, а потом подслушивать сукачева через форточку, и улыбаться чаинкам на дне.
и как было сказано - это как взрыв атомной бомбы под ухом или над головой (не знаю, поручик, не знаю, мы с вами далеки от этого, далеки)
и вовсе не верится, что земля вертится, потому что вот - бац! - и каникулы на два разнузданных месяца, и будто тебя отпустили
как воздушного змея и ты теперь весь такой летучий-летучий и немножко даже горыныч. и кажется, что уже даже не только мозги,
а все тело похоже на вату. но все из-за капель и мух с крошками. и скоро будет кино, и скоро будет солнце, и скоро будет скоро и громко.
и хочется бредить эрмитажем (который сад), не смотреть на запад, не писать писем, бока еще не отлёжаны как положено, всего два дня каникул прошло.
я вам не говорила, я купила зеленую соломенную шляпку. только вот сегодняшнее утро явно против видеть меня в ней.
совсем-совсем сумерки, и чувствую себя пыльным ковриком с подмосковной дачи. это все ерунда,
это все очень медленно. и, будто мухи, ползут озабоченно минуты, у них в голове крошки с обеденного стола.
я их смахиваю рукой, я взмахиваю рукой и что-то рассыпается у соседей. от невыспатости на меня обижаются глаза.
а вы знаете, все люди делятся на тех, кто любит чай и кто любит кофе, не считая тех, кто безразличен к нашей с вами болтовне.
так вот сколько не пои меня вашим "черным и дьявольским", мне все равно очень хочется чаю, с лимоном, цвета пьяного и горького янтаря.
я люблю пить его из прозрачных кружек, а потом подслушивать сукачева через форточку, и улыбаться чаинкам на дне.
и как было сказано - это как взрыв атомной бомбы под ухом или над головой (не знаю, поручик, не знаю, мы с вами далеки от этого, далеки)
и вовсе не верится, что земля вертится, потому что вот - бац! - и каникулы на два разнузданных месяца, и будто тебя отпустили
как воздушного змея и ты теперь весь такой летучий-летучий и немножко даже горыныч. и кажется, что уже даже не только мозги,
а все тело похоже на вату. но все из-за капель и мух с крошками. и скоро будет кино, и скоро будет солнце, и скоро будет скоро и громко.
и хочется бредить эрмитажем (который сад), не смотреть на запад, не писать писем, бока еще не отлёжаны как положено, всего два дня каникул прошло.
я вам не говорила, я купила зеленую соломенную шляпку. только вот сегодняшнее утро явно против видеть меня в ней.
воскресенье, 01 июня 2008
корнет
ах, просто, с первым днем лета!
и впереди три месяца жгучей самбы!
и впереди три месяца жгучей самбы!
четверг, 15 мая 2008
корнет
и вдруг на меня накатывает этот приступ. я чувствую, что я - песчинка, что есть мой микрокосмос, но он ничтожен до обидных слез. и именно в этот момент знаешь, что без любви и дорогих людей - ну никуда. шаг вправо, шаг влево - и потерялся.
глупо. слева конституция на сто седьмой статье раскрыта, справа рюкзак недособран, комната вверх дном, словари стопкой, а хочется спать.
и никакое завтра ничего не обещает, потому что сегодня гораздо важнее, сегодня - вот оно, трогай, щупай, щипай, щекочи за пятку, ведь как еще жить?
жить, поступками мимо намеченного, жить промахами, встречными, конечными, вечными, таким чем-то ярким, что в мою розовую флешку совсем не запихнешь, не объяснишь на сорока страницах текста ни себе через десять лет, ни внукам потом.
оно сейчас - это такое живое, что чувствуешь, как сердце тукает-стукает, как земная кровь в траве и в деревьях, живешь, улыбаешься, супишься, дышишь, но ведь именно ради этого стоит.
мы пере- и рождаемся, елки-елки, все мои электрички сегодня спят. а я все еще шумлю. сейчас-сейчас, я заберусь, хлопну глазами, скручусь калачиком и немножко замерзну.
ну правда, когда все это очень важно, и конституция, и сегодня-сейчас, а тут вдруг понимаешь - ни-чтож-ность. но ведь правда, именно за это стоит сказать:
"Спасибо, Господи."
глупо. слева конституция на сто седьмой статье раскрыта, справа рюкзак недособран, комната вверх дном, словари стопкой, а хочется спать.
и никакое завтра ничего не обещает, потому что сегодня гораздо важнее, сегодня - вот оно, трогай, щупай, щипай, щекочи за пятку, ведь как еще жить?
жить, поступками мимо намеченного, жить промахами, встречными, конечными, вечными, таким чем-то ярким, что в мою розовую флешку совсем не запихнешь, не объяснишь на сорока страницах текста ни себе через десять лет, ни внукам потом.
оно сейчас - это такое живое, что чувствуешь, как сердце тукает-стукает, как земная кровь в траве и в деревьях, живешь, улыбаешься, супишься, дышишь, но ведь именно ради этого стоит.
мы пере- и рождаемся, елки-елки, все мои электрички сегодня спят. а я все еще шумлю. сейчас-сейчас, я заберусь, хлопну глазами, скручусь калачиком и немножко замерзну.
ну правда, когда все это очень важно, и конституция, и сегодня-сейчас, а тут вдруг понимаешь - ни-чтож-ность. но ведь правда, именно за это стоит сказать:
"Спасибо, Господи."
среда, 07 мая 2008
корнет
оно что-то бьется внутри, тыкается во все закоулки и уголки, скручивает тебя в морской просоленный узел и делает из тебя человека.
оно - как бы не храбрилось и не старалось - на самом деле беззащитное и у него много личного, что даже ты сам не знаешь.
оно на самом деле очень ранимое, ранимое людьми и одиночеством. пустота взрывается его изнутри, и чтобы этого не случилось,
ты запихиваешь внутрь себя все свои интересы и безыинтересности, все свои глупости и умности, фильмы, мультфильмы, книги, обои, окна,
кирпичи, мелки, фотографии, песни, стихи, старые воспоминания, летночки, значки, пельмени, ты пихаешь все это в себя огромными кусками,
непрожеванно, невнимательно, жадно - чтобы не было больно от того, что некому причинять боль. оно - это ведь жизнь твоя. она же жи-ва-я,
понимаешь?
мы злыми становимся от одиночества. ведь так просто и так сложно быть кому-то нужным.
вещам, в этом плане, лучше.
ps: попалось случайно
оно - как бы не храбрилось и не старалось - на самом деле беззащитное и у него много личного, что даже ты сам не знаешь.
оно на самом деле очень ранимое, ранимое людьми и одиночеством. пустота взрывается его изнутри, и чтобы этого не случилось,
ты запихиваешь внутрь себя все свои интересы и безыинтересности, все свои глупости и умности, фильмы, мультфильмы, книги, обои, окна,
кирпичи, мелки, фотографии, песни, стихи, старые воспоминания, летночки, значки, пельмени, ты пихаешь все это в себя огромными кусками,
непрожеванно, невнимательно, жадно - чтобы не было больно от того, что некому причинять боль. оно - это ведь жизнь твоя. она же жи-ва-я,
понимаешь?
мы злыми становимся от одиночества. ведь так просто и так сложно быть кому-то нужным.
вещам, в этом плане, лучше.
ps: попалось случайно
понедельник, 05 мая 2008
корнет
нежным голубым пламенем выжжено от виска до виска - до вереска, потому что весна такая, что за шиворот навыворот душу.
и греет солнце лучами-руками сведенные холодом кости, холодом съеденные. а пальцы красные от клубники и глаза блестят,
нельзя собой так любоваться, верно? но хочется криком, маяковским и громко, хочется больше взрослого, но куда уж.
хочется голубей в небо, питер - мимо, и человека под ребра.
пока - оранжевый свет, запад, старая москва в журнале.
крупные мазки. масло? ярко. коротко.
не ощущаю себя - вся в облаках.
завтра дождь обещали.
и греет солнце лучами-руками сведенные холодом кости, холодом съеденные. а пальцы красные от клубники и глаза блестят,
нельзя собой так любоваться, верно? но хочется криком, маяковским и громко, хочется больше взрослого, но куда уж.
хочется голубей в небо, питер - мимо, и человека под ребра.
пока - оранжевый свет, запад, старая москва в журнале.
крупные мазки. масло? ярко. коротко.
не ощущаю себя - вся в облаках.
завтра дождь обещали.
вторник, 29 апреля 2008
корнет
кроме любви твоей мне нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем
ты уехал из моих широт-меридиан, а я тебе так и не успела объяснить, что я - человек в картинках. ты же ведь не читал Бредбери? и писем я писать тебе не буду, и сниться по ночам. неужели так не интересна я тебе со всеми своим маяковскими и закатами, с длинными волосами и вздорным голосом, с сумасшедшими глазами и тысячью сказок на все случаи жизни и смерти. ты же сам говорил, что что-то интересно, что ради этого стоит, что апрель не зря такой жаркий, только у меня в горле тот самый крик, который так хотел твою тишину.а я и не знаю, где ты и с кем
сражение окончилось ничьей по причине бегства королей.
понедельник, 28 апреля 2008
корнет
ну вот, готова расплакаться из-за какой-то ерунды.
а вообще это все больше похоже на насморк.
а вообще это все больше похоже на насморк.
корнет
я даже не могу придумать эпиграф. да нет, не к этой записи, а ко всему тому, что мечется сейчас между горлом и пятками. я так боялась этой весны, думала, она меня раздавит, сделает из меня что-то серое и лохматое и пустит гулять по улицам и головам. ан-нет, она дала мне в руки что-то большое и горячее, оно очень похоже на солнце, только у меня руки с зимы замерзшие, это что-то жжется-жжется, мне больше больно, чем то, что хотела весна.
и рано или поздно меня все-таки сожжет-выжжет, я стану прерией, долгой и скучной и никто не найдет моего золота, потому что люди про него забудут и построят фантастические города.
мы плачем-плачем по пропущенным звонкам и минутам, а надо дышать и кричать, и браться руками за огонь и глубже - надо брать раскаленные угли и рисовать ими под окнами любимых.
ты пойми, у меня еще немного и сгорят руки, но вот это всё, что есть у меня в груди, всё, вместе с сердцем и верой, я отдаю тебе - распинай, сжигай, топи, убирай с глаз долой, но ты будешь знать, что это есть. и рано или поздно у тебя из глаз хлынут слезы, толи от боли, толи от солнца, они хлынут вместе с распутицей, и ты найдешь меня облаком в твоем кармане.
и пока ты пытаешься вылечить меня от моей нервности, я кусаю себе ожоги, чтобы оставаться в сознании, потому что ты пока никакой мне не "ты", и пусть лучше будет больно снаружи, чем от твоих рук и расстояния.
когда я стану здоровой - это запишут в моей карте, когда я потухну - удет значить, что ты меня вылечил и я ничего не смогла тебе объяснить.
и рано или поздно меня все-таки сожжет-выжжет, я стану прерией, долгой и скучной и никто не найдет моего золота, потому что люди про него забудут и построят фантастические города.
мы плачем-плачем по пропущенным звонкам и минутам, а надо дышать и кричать, и браться руками за огонь и глубже - надо брать раскаленные угли и рисовать ими под окнами любимых.
ты пойми, у меня еще немного и сгорят руки, но вот это всё, что есть у меня в груди, всё, вместе с сердцем и верой, я отдаю тебе - распинай, сжигай, топи, убирай с глаз долой, но ты будешь знать, что это есть. и рано или поздно у тебя из глаз хлынут слезы, толи от боли, толи от солнца, они хлынут вместе с распутицей, и ты найдешь меня облаком в твоем кармане.
и пока ты пытаешься вылечить меня от моей нервности, я кусаю себе ожоги, чтобы оставаться в сознании, потому что ты пока никакой мне не "ты", и пусть лучше будет больно снаружи, чем от твоих рук и расстояния.
когда я стану здоровой - это запишут в моей карте, когда я потухну - удет значить, что ты меня вылечил и я ничего не смогла тебе объяснить.
четверг, 24 апреля 2008
корнет
свет выключен.
последнее - выдышано.
мне мягко засыпать, мне мягко думать, и в междугубье спряталась улыбка.
последнее - выдышано.
мне мягко засыпать, мне мягко думать, и в междугубье спряталась улыбка.
вторник, 22 апреля 2008
корнет
в такие минуты мне кажется, что у меня нет кожи (она была, но содрали, содрали), нет кожи, и я всё чувствую очень сильно, сильно,
так что воздух кажется очень большим и горьким, и его не как лекарство, а как пытку в себя, в себя, в легкие, которые вдруг забыли.
и пусть всё ниже плинтуса - ближе к метро, только в москве я вдруг слышу шум прибитого моря, прибитого к стенке, повешенного
как плакат посреди улицы, и так уродливо смотрится, что мне даже плакать нечем - все вытекло в лужицу, где плещутся сизые голуби.
и в окнах еще пока намеки зеленого, тонкими нитками прошито - порвано, а руки - бескожные - сжимаются скромно, прячут иголку в острог.
из меня тоннами, милями, сотнями вываливается чувство размером с семечко, мне не верится, я себя щипаю и сдергиваю последний покров.
души нет - она и в пятках, и в горле, мечется, играет в бои, устраивает бурю в стакане, я отворачиваюсь, мне стыдно, как стыдно мумиям,
когда на них смотрят, тычут в них пальцем, а они ведь всего лишь умерли.
подари мне томик маяковского. такой синий-синий, что даже розовый. подари, поцелуй как ахматову, застегни на все пуговицы мою
кожу, пока я не сгорела от того, что меня вот вдруг разбудили от сна в тысячу лет - и в одну зиму.
мне должно быть всё это сниться.
я защипана до судорог в пальцах.
так что воздух кажется очень большим и горьким, и его не как лекарство, а как пытку в себя, в себя, в легкие, которые вдруг забыли.
и пусть всё ниже плинтуса - ближе к метро, только в москве я вдруг слышу шум прибитого моря, прибитого к стенке, повешенного
как плакат посреди улицы, и так уродливо смотрится, что мне даже плакать нечем - все вытекло в лужицу, где плещутся сизые голуби.
и в окнах еще пока намеки зеленого, тонкими нитками прошито - порвано, а руки - бескожные - сжимаются скромно, прячут иголку в острог.
из меня тоннами, милями, сотнями вываливается чувство размером с семечко, мне не верится, я себя щипаю и сдергиваю последний покров.
души нет - она и в пятках, и в горле, мечется, играет в бои, устраивает бурю в стакане, я отворачиваюсь, мне стыдно, как стыдно мумиям,
когда на них смотрят, тычут в них пальцем, а они ведь всего лишь умерли.
подари мне томик маяковского. такой синий-синий, что даже розовый. подари, поцелуй как ахматову, застегни на все пуговицы мою
кожу, пока я не сгорела от того, что меня вот вдруг разбудили от сна в тысячу лет - и в одну зиму.
мне должно быть всё это сниться.
я защипана до судорог в пальцах.
корнет
Мы в проигрыше, товарищи, в проигрыше.
Наши полки отступают за линию фронта.
А позади, ты посмотри, побоища –
Да нет же, нет, это просто бомба.
Упала, летела как пчелка, помнишь?
Мы не верили – и головы задирали к небу,
А потом из ушей кровь и горлом
Крики – нам нет спасения.
Отступаем. Позорно бегут солдатики –
У них деревянные ружья и сабельки.
У них оловянные окна в спаленках,
А Щелкунчик не верит матери.
Я в проигрыше, слышишь, в проигрыше,
У меня все сражения в минусе.
Я не понял твоего «Помнишь ли?» -
Я забыл, что небо не черное – синее.
Наши полки отступают за линию фронта.
А позади, ты посмотри, побоища –
Да нет же, нет, это просто бомба.
Упала, летела как пчелка, помнишь?
Мы не верили – и головы задирали к небу,
А потом из ушей кровь и горлом
Крики – нам нет спасения.
Отступаем. Позорно бегут солдатики –
У них деревянные ружья и сабельки.
У них оловянные окна в спаленках,
А Щелкунчик не верит матери.
Я в проигрыше, слышишь, в проигрыше,
У меня все сражения в минусе.
Я не понял твоего «Помнишь ли?» -
Я забыл, что небо не черное – синее.